Когда они оказались наверху, то все уже было кончено. Безопасники вооружившись фонарями, обходили все комнаты, высматривая притаившихся. А вот и Федор.
— И чего так нашумели? — Поинтересовался у него Александр.
— В доме у боярина оказались четверо боевых холопов, — отмахнулся десятник. — У вас как?
— Ну, дома по левую руку мы зачистили. В первом прислуга, семья. Во втором похоже тоже боевые холопы, трое. Но спеленали живыми всех. Одному моему в руку прилетело сабелькой и похоже серьезно. По остальным не в курсе, поспешили к вам на выстрел.
— Здесь порядок. Одному моему боярин плечо прострелил, в остальном порядок. Проверь как там на дворе у остальных. И если порядок, подай сигнал Кузьме Платоновичу.
— Сделаю.
Вообще-то, вот так, сходу, без подготовки штурмовать боярскую усадьбу, та еще глупость. Но с другой стороны и выхода у Овечкина не было. Ни приведи господь весть о возвращении Кузьмы дойдет до боярина тот и мгновения лишнего в Пскове не задержится. А как результат это может обернуться большими жертвами. Так что риск, не без того, но риск оправданный.
Во дворе все тихо. Усадьба полностью контролировалась лешаками и безопасниками. Потерь и раненых больше не случилось, что радовало особо. Хватит с них уже имеющихся тридцати трех несчастий.
Вышел на улицу, и посигналил фонарем вправо по улице, где за изгибом укрывалась карета княгини. За одно подал сигнал и влево. Дальше стрельцы из личной роты княгини уж сами по цепи передадут, да уберутся восвояси. Нечего народ пугать своим воинственным видом. И без того, небось хозяева подворий, где были расставлены пикеты, думают да гадают, чего это было.
— Княгиня, ты это чего тут учинила!? Возомнила, что тут Москва и волей Рюриковичей можно согнуть любого боярина!?
В праведном гневе взъярился Борятский, едва только Елизавета переступила порог его рабочей светелки, куда и определили пленника. Со связанными руками он даже попытался подняться со стула, но стоявшие за спиной бойцы безопасники вернули его на место, опустив ему на плечи руки.
— Опоздал ты, Александр Емельянович. Я уж давно принадлежу роду Трубецких. И боярин ты только пока. Стоит тебя вывести на вече, как ты сразу же лишишься боярского звания, а там и лобное место недалече. Это я тебе истинно говорю, как главный судья земли Псковской.
— О каком предательстве ты вещаешь, княгиня?
— А ты не ведаешь?
— Истинно не ведаю.
— Здравия тебе, Александр Емельянович, — смиренно поздоровался вошедший в светелку Овечкин.
— Кузьма?
— Не ожидал? Думал все еще в темнице меня каленым железом гладят, да на дыбу вдевают? А-а-а, понима-аю. Небось уж схоронил меня грешного. Да только твои хозяева порешили, что с меня еще какой толк будет.
Было видно, что Кузьма наслаждается каждым моментом разыгрываемой сцены. Это был его час триумфа и он хотел насладиться каждым мгновением. Как же он грезил об этом в темном подземелье, когда ему выворачивали руки, жгли, резали и вгоняли под ногти иглы.
— А что, Кузьма, знают ли твои боярин и княгинюшка как ты их предал. Как отдал в руки ворога всех преданных людишек, что тайно служили им. Как благодаря тебе погибали их вои.
— Ты не распаляйся, Александр Емельянович, знаем мы все это. Как и то, что Кузьма за каждого воздаст шведу и иезуитам с полна, — наблюдая за до дрожи довольным Овечкиным, перебила боярина Лиза.
— Ну что же, Александр Емельянович, душу свою я потешил. На твой изумленный лик посмотрел. Даже не представляешь, как я видел эту нашу встречу. Вот честно скажу, и десятой доли не потянуло. Вот так глядел бы и глядел. Жаль, что ты не можешь застыть в своем изумлении. Ну а коли так, то пора и за работу браться.
— Семью отпустите, — вдруг попросил боярин.
— С чего бы это? — Вздернул брови Кузьма.
— Побойся бога, я ить твоих не тронул.
Свист дудки комита. Барабан отбивавший ритм умолк и весла замерли поднятые над водой. Новый свист и гребцы начали табанить. Галера резко сбавила ход и наконец легла в дрейф в непосредственной близости от баркаса с тремя рыбаками на борту.
Если судить по внешности, то они были родственниками. Хм. Ну или скорее все же отец вышел в море со своими сыновьями. Старшему мужчине на вид было лет сорок, парням около двадцати и восемнадцати. Возможно они уже и успели сделать родителя дедом, но внукам ясное дело рановато выходить в море.
— Эй рыбак, я гляжу у тебя сегодня хороший улов, — подойдя к фальшборту, произнес один из моряков.
— Хвала господу, гер офицер, — отозвался старший из рыбаков, взглянув на мундир говорившего.
Ему и впрямь грех жаловаться. Отделенный перегородками грузовой отсек был полон рыбы. Не сказать, что это великое богатство. Но тем не менее сегодняшний день, принесет в их дом какой-никакой, а прибыток.
— Подплывайте к впускному проходу, — указывая в сторону кормы, распорядился офицер.
На галере в кормовой части таковых два, с левого и правого бортов. Представляют собой эдакие трапы, висящие над водой. Подходить к судну ощетинившемуся десятками весел с борта, все же несколько неудобно. Вот и устроили проходы там. По ним сразу же попадаешь на ют. На парусниках это скорее шканцы, потому что, именно здесь располагается штурвал и несет службу вахтенный офицер. Но между галерами и парусниками хватает отличий.
— Как тебя зовут, рыбак? — Обратился к поднявшемуся на борт мужчине давешний офицер.
Н-да. Какой-то неприметный и блеклый. Особой стати нет, какой-то он средненький. Оно вроде манера держаться, речь, походка и жесты, все указывает на дворянское происхождение. Но вот так пройдешь мимо и не запомнишь. Самый обычный дворянчик, каких много.