Успели пройти с версту, когда по правому берегу затрещали кусты и на берег выбежало сразу десятка два человек. Уже достаточно рассвело, чтобы можно было без труда опознать соотечественников. Вот только одежда на них подранная да в копоти. Кто-то был в окровавленных повязках. И у всех на лицах тоска, надежда и мольба одновременно. До берега рукой подать, а потому видно все совершенно отчетливо.
— Елизар, Добрыня, — подойдя к борту приказал Александр.
Вид решительный, взгляд злой. Видно, что мается от бессилия. Сжимает свой карабин, оглаживает патронташи на груди и пистоли на поясе. Но ничего более того, чтобы подобрать бедолаг не предпринимает. И не предпримет. Инициатива у лешаков приветствуется. Но только разумная. За глупость же можно и головой поплатиться. А что горше всего, так и честным именем.
Репин отвернулся, чтобы пройти на нос и переговорить с взводным, вышедшим на корму. Встретился взглядом с девицей Ольгой. Его губы тронула легкая виноватая улыбка. Он едва пожал плечами и легонько вздохнул, выражая сожаление по поводу собственного бездействия. Хм. И получил ожидаемо презрительный взгляд.
— Десятник, началось. Сейчас народу прибавится куда как поболее. Поворачивайтесь и принимайте всех, — приказал взводный.
— Слушаюсь, господин сержант, — коль скоро к нему по званию, то и он вполне официально. А то как же.
Тем временем на «Бобре» началась суета. Десяток Александра все время находился при караване. А вот второй и третий, были в разгоне, меняя друг друга на берегу и оповещая народ об эвакуации. Ну и отдыхая попеременно. Вот только кончился отдых у Митрофановских бойцов. Настал самый ответственный момент.
Лешаки сдернули с картечниц парусиновые полога. Тускло блеснули вороненые стволы, с ребристыми радиаторами. Сытно лязгнули замки, принимая латунные гильзы с зарядами. И до этого вполне себе мирный пароходик, вдруг превратился в хищника ощетинившегося четырьмя грозными стволами.
Никакой фигуры речи, несмотря на весьма скромные размеры. Скорострельность у этих пушечек, просто запредельная. Порядка пятнадцати выстрелов в минуту, а это полторы тысячи пулевых картечин. Ничего подобного в мире не было. Даже самые скорострельные шведские пушки могли дать только шесть выстрелов. И при этом, массогабаритные характеристики у них были схожи.
— Как на нас вышли? — Встречая перепуганных беглецов, поинтересовался Репин.
— Так, ребяток встретили. Сказали, что они лешаки псковские и велели сюда идти. Мол тут подберут, — ответил дюжий мужик, с окровавленной повязкой на левой руке.
— Вот и ладно. Устраивайтесь. Федор.
— Я господин десятник, — отозвался один из бойцов.
— Накорми их. Чай всю ночь маялись.
— Слушаюсь.
— Слышь мил человек, коли лешаки, стало быть, боярина Карпова людишками будете?
— Мы не людишки его, — покачав головой возразил Александр, — а дружинники. Разницу узри.
— Ага. Узрел, — легко и возбужденно согласился мужик. — Так, а где же его остальная дружина? Я так разумею, сюда уже движется?
При этих словах не только новоприбывшие, но и остальные устремили на Редькина внимательные взоры. Вот же. Ведь отвечал уже на этот вопрос. Но нет. Глядят, словно чего нового хотят услышать.
— Не придет дружина боярина.
— Это как же так-то? — Удивился мужик. — Завсегда Псков к Новгороду на помощь поспешал.
— Я уж устал на этот вопрос отвечать. Эвон, других поспрашай, ответят. Не захочешь с нами в Псков идти, дело твое. Накормить, накормим, а там — вот тебе бог, а вот порог.
Пройдя более ста верст по Шелони, за сутки подобрали не полные три сотни. На двадцати пяти по Узе, за пять часов, число беженцев возросло до тысячи. На дощаниках уж и мест почти не оставалось. И целая вереница из пары десятков разномастных лодок набралась.
Первый шлюз прошли без проблем. Если только не считать того, что проведя два дощаника, пароходу приходилось возвращаться и цеплять вторую пару. Лодчонки проходили уже набиваясь в свободное пространство. Но ничего так. За час, управились.
Жители деревеньки при шлюзе, даже не стали артачиться. Едва только рассмотрели беженцев, да перекинулись с ними парой слов, как тут же поспешили вязать узлы. Н-да. Русский человек он такой. Замучаешься его корчевать с насиженного места. Но если он осознает необходимость этого, то сам подорвется да с такой легкостью, что поди еще поспей за ним.
— Захар Ильич!
Они как раз подходили ко второму шлюзу, когда на берегу канала появился посыльный от Мурома.
— Говори, — подошел к борту дюжий сержант.
— Шведы. Конная рота. В получасе пути отсюда, — четко и коротко доложил посыльный, двигаясь параллельно каравану.
Сейчас второй десяток собрался в один кулак и движется по правому берегу реки. Нечего распыляться. Оно конечно беда может прийти и с другой стороны, но от Порхова все же вероятность куда как выше.
Опять же, собирать народ и дальше, попросту не имело смысла. Всех не вывезешь. Места же на дощаниках таяли весьма быстро. А предстояло собрать людей еще с четырех шлюзов, что оставались на новгородской стороне. Со всеми домочадцами сотни две народу получится. Не шутка. Поэтому, сейчас лешаки выполняли роль бокового охранения.
— Понял тебя Елисей. Где десяток?
— Там, в полуверсте отсюда, — доложил парень, махнув рукой в соответствующую сторону.
Народ тут же заволновался. Не все. Только те, кто успел на себе ощутить каково оно владычество шведское. Да только волнение это очень быстро распространилось на всех остальных. Пока плыли по Узе не раз и не два наблюдали вздымающиеся к небесам бурые столбы дыма пожарищ. Так что, не на пустых разговорах их беспокойство. Деревеньки вот так часто и густо, сами собой не горят.