— Успокойся. Будут еще у нас сечи. Никуда не денемся, при таких-то делах. Вот только, пока рушение не соберется, у воеводы каждый боец на вес серебра, из крестьян ли он или благородный шляхтич, — отпив еще один глоток обжигающего взвара, авторитетно возразил Андрейка.
Н-да. Кто бы еще год назад в их присутствии сказал о воинах из крестьян. Да мальчишки подняли бы этого умника на смех, потому как всем ведомо, что настоящим может быть только шляхтич и никак иначе.
Вот только за прошедшее время они уже успели убедиться в обратном. И способствовали тому, как наблюдаемые воочию батальоны дружины Острожского, так и рассказы старших товарищей. Хватало среди ветеранов бившихся как против дружины Карпова, так и бок о бок с ней. Они самолично наблюдали, как могли сражаться вчерашние пахари, обученные должным образом обращаться с огнестрельным оружием. Причем, и штыком они орудовали вполне даже умело.
Молодые шляхтичи с легкостью отринули старое и замшелое, полагая будто до них были одни сплошные глупцы. Они свято верили в то, что уж им-то точно ведомо как следует по новому обустраивать жизнь. И за веру ту, были готовы платить самую высокую цену. Все же прав был Карпов, когда в свое время начал сбивать свою дружину из молодой поросли и то же советовала Острожскому.
Да пожелай сейчас воевода отвернуть и отступиться, так шляхтичи из его окружения сами же обвинят его бог весть в предательстве. А все потому что теперь это было дело в которое свято верили они сами. А благодаря исподволь запускаемым пересудам они верили в возрождение герцогства Задвинского и за то были готовы сражаться до последней возможности. Как, когда все это зародилось в их головах, они понятия не имели. Просто верили и были готовы отстаивать свою веру с оружием в руках.
— Седлай! — Вдруг отдал приказ подбежавший хорунжий.
Парни из двух десятков бывших под его командой, только недоумевающе переглянулись. С чего бы это. Не прошло еще и часа, как они обиходили лошадей и задали им корм. Да и напоить едва-едва получилось. Опять же, упорные пересуды относительно перегораживания прохода рогатинами. А тут вдруг такая команда. Да и не выдержат лошади. Не железные же они в самом-то деле.
Все эти мысли читаются на лицах парней, как в открытой книге. Но привычка безоговорочно выполнять приказы, все же берет верх и парни начали седлать лошадей. Несколько минут, и все два взвода, пятьдесят два человека, включая обоих хорунжих замерли в одно шереножном конном строю.
— Други мои, — обратился к отряду, появившися перед строем Мицкевич, — только что вернулись разведчики и доложили, что сюда приближается хоругвь королевской гвардии. Думаю вам не надо объяснять, что они делают на этом тракте. Мы объявлены вне закона и должны предстать перед королевским судом. Так думают они.
Строй тут же заволновался. Вот так и не поймешь, чего тут больше, испуга, возмущения или радости и предвкушения схватки. Но несмотря на шум, отряд продолжает стоять в едином строю.
— Тихо, — подняв в верх руку, призвал к порядку ротмистр. — У вас есть выбор. Вы можете уйти, рассчитывая на снисхождение королевского суда. Никто из нас не обвинит вас в трусости или предательстве. А можете остаться здесь и сражаться. Но вы должны знать. Их втрое больше, там только воевавшие ветераны и мы наверняка погибнем. Это все. Тот кто желает уйти, сейчас самое время это сделать.
Мицкевич обвел взглядом весь строй, заглянув в глаза каждому из молодых людей. Когда их взоры встретились, Андрейка только ухмыльнулся, поудобнее перехватил поводья и похлопал по шее коня. Своего первого и похоже последнего боевого товарища. Они оба устали. Но какое это имеет значение. Коль скоро вечный покой уже близко. Вот и отдохнут в раю. А как же иначе. Ведь они будут сражаться за правое дело.
Парень переглянулся задорными взглядами с друзьями. Наконец-то! Они столько слышали о схватках и срубленных врагах, исходя завистью. Теперь и у них появилась возможность напоить свои клинки кровью врагов. Конечно лучше бы это была не шляхетская кровь, но…
Господь ведет своих детей одному ему ведомыми тропами и вчерашние друзья становятся врагами, а враги друзьями. Они знали, что собираются драться здесь за правое дело. Андрейка привстал в стременах, в попытке осмотреть весь строю. И от увиденного его сердце наполняется гордостью за их хоругвь. Ни один из сослуживцев не подался сомнению или страху.
— Слушай мою команду, — вновь повысил голос Мицкевич. — Сабли на темляк!
Все. Коль скоро звучит команда, то шутки в сторону. Рука привычно нырнула в кожаную петлю и с шелестом потянула саблю из ножен.
— Пику в петлю!
Переместил пику так чтобы можно было быстро изготовить ее к бою. При этом сабля болтается на темляке захлестнувшим запястье.
— Курки пистолей взвести!
Левая рука тянется к пистолетам в седельных кобурах и по строю разносится короткая многоголосица сухих щелчков. Оно конечно вполне возможны и непроизвольные выстрелы. Но кобуры закреплены так, что это может лишь испугать не причинив никакого вреда. Зато в конной сшибке не нужно будет терять время на изготовку оружия к бою.
— Мушкет к бою изготовить!
Снова шорох извлекаемых из чехлов мушкетов и щелчки взводимых курков. И тишина. Только редкое позвякивание упряжи, да громкое дыхание подрагивающих лошадей, чувствующих, что все то не с проста и сейчас им предстоит напряжение всех остатков их сил.
Практически все команды для войска Речи Посполитой звучат непривычно. Но дружина Острожского вообще не походит ни на что привычное и понятное любому шляхтичу.